Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман
– Позаботятся. Хотя в подъезде круглосуточный милицейский пост, от них не убежишь. Павел и не побежит никуда… – они с сестрой всегда баловали брата. Аня смутно помнила крохотного, похожего на куклу младенца, жалобный плач, звуки выстрелов. Она спрашивала о том дне у сестры, однако Надя только вздыхала:
– Все ушло… – она клала голову на плечо Ане, – но я помню, что мы с мамой ехали на машине… – Аня нахмурилась:
– У меня была французская азбука, я рассматривала картинки. Заурчал грузовик, я сказала:
– Брум-брум! La voiture, maman… – ласковая рука погладила ее по голове:
– У тебя и у Надин тоже будут машины, милая… – в последний год интерната их с сестрой учили вождению. Вместе с паспортами и аттестатами им привезли права:
– Мама сидела с нами и Павлом сзади, за рулем был кто-то другой… – дальше Аня помнила только шум океана, крики, щелчки выстрелов. Запахло сандалом, они нырнули под уютную шинель отца:
– Павел был с нами, мы его не отпускали, – поняла Аня, – наверное, с мамой произошел несчастный случай… – ей надо было отыскать отца:
– Но как искать, – Аня изучала знакомые черты на плакате с Лениным, – имя Наум может оказаться такой же фальшивкой, как и фамилия Котов… – девушка разозлилась:
– Обставился ложью, теперь и концов не найти. Но если его не расстреляли, – Аня задумалась, – если он жив, он бы начал нас искать… – она была в этом уверена. Отпив крепкого кофе с сахаром, она ткнула окурком в привинченную к столу пепельницу:
– Но не ищет. Может быть, мама просто… – Аня поискала слово, – была для него развлечением. Он привез ее из Европы после войны… – девушка хмыкнула:
– Может быть, не по ее воле. Она пыталась бежать, он ее убил, а нас сдал в особый интернат. Мы ему оказались не нужны… – Аня фыркнула:
– Словно в викторианском романе. Надя любит такие книги… – Аня предпочитала исторические монографии, – жаль, что мама еврейка, она могла оказаться аристократкой… – девушка осушила картонный стаканчик с кофе:
– Все сходится. Значит, – губы дернулись, – все делается с его ведома, может быть, по его указанию… – от Фаины Яковлевны Аня успела выучить слово: «мамзер»:
– Он такой и есть… – девушка сжевала кусок лекаха, – плевать он на нас хотел. Надо его найти и посмотреть в его лживые глаза. Такие, как он, арестовали ребе Лейзера только за то, что он хочет жить в Израиле, а не в СССР… – Аня не собиралась оставаться в Советском Союзе:
– Но сейчас бежать нельзя, – напомнила она себе, – мы ответственны за Павла… – ей стало страшно:
– Зачем меня сюда посадили… – дверь комнаты надежно заперли, – а если с Надей или Павлом что-то случилось… – оправив скромную юбку темной шотландки, Аня прошлась по комнате. Каблуки постукивали по рассохшимся половицам. В противоположной стене имелась еще одна дверь. Аня подергала ручку:
– Тоже закрыто. Интересно, зачем поставили диван… – довоенного вида диван было никак не сдвинуть с места. Аня провела рукой по трещинам на черной коже:
– Судя по виду, он в комнате со времен Дзержинского… – мебель надежно привинтили к полу. Аня заметила темное стекло напротив внутренней двери:
– Это окно, – она пошла к стене, – за мной следят с той стороны, только я их не вижу… – сердце застучало, Аня глубоко вздохнула:
– Я чувствую, что Надя здесь… – сестры давно поняли, что знают, где находится другая:
– В интернате я могла сидеть в комнате, но знала, что Надя играет в теннис или репетирует в зале. И сейчас я знаю, что она за стеклом…
Прижав ладонь к непрозрачному окну, Аня замерла, прислушиваясь к звукам в соседней комнате.
– Не поднимайте руки, Надежда Наумовна… – его голос был вкрадчивым.
Надя сжала зубы:
– Словно змея шуршит. Он и сам похож на змею, мерзавец…
От него пахло теплым сандалом, на запястье переливались золотые часы. Серые, словно свинец глаза, уставились на девушку. Она прикусила губу:
– Молчи, не двигайся, иначе он что-то заподозрит… – Надя не могла отвести взгляда от лица сестры. Аня была вся как на ладони:
– Она меня не видит, – поняла девушка, – это особое стекло… – сестра стояла совсем близко к окну, Надя словно смотрелась в зеркало. Взгляд девушки возвращался к неприметной внутренней двери за спиной Ани:
– Эти люди… – она скрыла дрожь, – то есть нелюди, они сидят за стеной. Ему ничего не стоит отдать приказ открыть дверь. Надо предупредить Аню любой ценой…
Надя не хотела вспоминать о зэка, развалившихся на нарах в камере, соседней с той, где держали сестру. Комитетчик подвел Надю к зарешеченному окошечку в двери серого железа. Карты шлепали по доскам, кто-то матерился. На девушку пахнуло людским потом, нечистотами, табачным духом:
– Они в камере предварительного заключения… – зашелестел тихий голос, – эти граждане подозреваются в совершении группового изнасилования, с особой жестокостью. Они ждут психиатрической экспертизы, Надежда Наумовна… – удержавшись, Саша не подмигнул коллегам. Спектакль ребята разыграли, как по нотам. Он видел страх в темных глазах девушки:
– Но Куколка молодец, она отлично держится. У нее большое будущее в нашей системе… – Надя раздула ноздри:
– Если вы хотите меня испугать, товарищ работник органов, то вы не на ту напали… – оставив без внимания дерзость, Саша спокойно отозвался:
– Пойдемте, Надежда Наумовна. Я еще не все вам показал… – посоветовавшись с экспертами, они решили не привозить с Патриарших Прудов Фокусника, как звали в папках Павла Левина:
– Парень в четырнадцать лет творит чудеса на бумаге, – одобрительно заметили ребята из технического отдела, – он копирует любые почерка, научился китайской каллиграфии… – даже сейчас, в космический век, как писали в газетах, подделка документов оставалась долгим и трудным занятием. Эксперты из института Сербского порекомендовали оставить Фокусника в покое:
– Близнецы обладают особой связью с друг другом, – объяснили врачи, – ваша подопечная согласится на что угодно ради спасения сестры… – стоя у окна, Саша понял, что специалисты не ошибались. Младшая Куколка побледнела, глаза девушки расширились. Он едва слышно прошептал:
– Ведите себя разумно, Надежда Наумовна. Иначе я прикажу отпереть противоположную дверь… – он кивнул в сторону комнаты, – и вы станете виновницей… – Саша помолчал:
– Не только виновницей, но и свидетелем. Поверьте, Надежда Наумовна… – он едва не коснулся губами темного локона над маленьким ухом, – в наших силах сделать так, что вы больше никогда не увидите вашу сестру. Если она выживет, после… – Саша едва скрывал улыбку, глядя на изменившееся лицо Куколки, – она сгинет в психиатрической лечебнице. Виновников осудят… – он повел рукой, – но вряд ли это вас утешит…
Младшую Куколку не обыскивали, но Саша был уверен, что девушка безопасна:
– У нее в сумочке сигареты и зажигалка, но она ничего не сделает. Она напугана, она трясется, словно кролик перед удавом… – он не успел перехватить ее руку. Изящная ладонь хлестнула по пуленепробиваемому, особой прочности стеклу:
– Аня… – заорала младшая Куколка, – Аня, не бойся! Аня, я здесь… – Саша схватился за горло. Сорвав с плеча сумочку, Надежда Наумовна ухитрилась обмотать его шею цепочкой:
– Сучка, маленькая подлая сучка… – разъярился он, – сейчас она у меня получит по заслугам… – комнаты оборудовали звукоизоляцией, старшая Куколка ничего не слышала, но Саша не собирался потакать капризам Надежды Наумовны.
Разорвав цепочку, прижав девушку к стеклу, он вытянул из кармана наручники. Щелкнул замок, треснула тонкая ткань ее брюк:
– Я сказал, ведите себя разумно… – она пыталась вывернуться, – пеняйте на себя, вы сами во всем виноваты… – Надя едва не взвыла от острой, раздирающей тело боли:
– Вот как это бывает… – он крепко держал ее за плечи, Надя слышала сзади тяжелое дыхание, – я их ненавижу, всех до единого. Пусть они все сдохнут, пусть он сдохнет первым… – спущенные до колен брюки,
